Неточные совпадения
— Так, так; по всем приметам, некому иначе и быть, как волшебнику. Хотел бы я на него посмотреть… Но ты, когда пойдешь снова, не
сворачивай в сторону; заблудиться
в лесу нетрудно.
— А голубям — башки
свернуть. Зажарить. Нет, —
в самом деле, — угрюмо продолжал Безбедов. — До самоубийства дойти можно. Вы идете
лесом или — все равно — полем, ночь, темнота, на земле, под ногами, какие-то шишки. Кругом — чертовщина: революции, экспроприации, виселицы, и… вообще — деваться некуда! Нужно, чтоб пред вами что-то светилось. Пусть даже и не светится, а просто: существует. Да — черт с ней — пусть и не существует, а выдумано, вот — чертей выдумали, а верят, что они есть.
Мы
свернули на Садовую. На трехминутной остановке я немного, хотя еще не совсем, пришел
в себя. Ведь я четыре месяца прожил
в великолепной тишине глухого
леса — и вдруг
в кипучем котле.
Свернули мы, наконец, с дороги
в сторону, мчались среди
леса по гористому проселку — все мне казалось не довольно скоро!
— Уж такая-то выжига сделался — наскрозь на четыре аршина
в землю видит! Хватает, словно у него не две, а четыре руки.
Лесами торгует — раз, двенадцать кабаков держит — два, да при каждом кабаке у него лавочка — три. И везде обманывает. А все-таки, помяните мое слово, не бывать тому, чтоб он сам собой от сытости не лопнул! И ему тоже голову
свернут!
Одного крестьянина он за покражу
леса засудил
в острог, другого собственноручно избил за то, что тот не
свернул с дороги и не снял шапку.
Хаджи-Мурат
свернул с дороги и поехал
в лес.
Отряд
свернул с хорошей дороги и повернул на малоезженную, шедшую среди кукурузного жнивья, и стал подходить к
лесу, когда — не видно было, откуда — с зловещим свистом пролетело ядро и ударилось
в середине обоза, подле дороги,
в кукурузное поле, взрыв на нем землю.
« — Не
своротить камня с пути думою. Кто ничего не делает, с тем ничего не станется. Что мы тратим силы на думу да тоску? Вставайте, пойдем
в лес и пройдем его сквозь, ведь имеет же он конец — всё на свете имеет конец! Идемте! Ну! Гей!..
Бубнов. Дуришь ты, Василий. Чего-то храбрости у тебя много завелось… гляди, храбрость у места, когда
в лес по грибы идешь… а здесь она — ни к чему… Они тебе живо голову
свернут…
В нашем заводе были два пруда — старый и новый.
В старый пруд вливались две реки — Шайтанка и Сисимка, а
в новый — Утка и Висим. Эти горные речки принимали
в себя разные притоки. Самой большой была Утка, на которую мы и отправились. Сначала мы прошли версты три зимником, то есть зимней дорогой, потом
свернули налево и пошли прямо
лесом. Да, это был настоящий чудный
лес, с преобладанием сосны. Утром здесь так было хорошо: тишина, смолистый воздух, влажная от ночной росы трава,
в которой путались ноги.
Разгоряченный, изрядно усталый, я
свернул юбку и платок, намереваясь сунуть их где-нибудь
в куст, потому что, как ни блистательно я вел себя, они напоминали мне, что, условно, не по-настоящему, на полчаса, — но я был все же женщиной. Мы стали пересекать
лес вправо, к морю, спотыкаясь среди камней, заросших папоротником. Поотстав, я приметил два камня, сошедшихся вверху краями, и сунул меж них ненатуральное одеяние, от чего пришел немедленно
в наилучшее расположение духа.
— Теперь они постоят у воды, — сказал он, — и будут, так же, как нам, грозить кулаками боту. По воде не пойдешь. Дюрок, конечно, успел сесть с девушкой. Какая история! Ну, впишем еще страницу
в твои подвиги и… свернем-ка на всякий случай
в лес!
Свернул я
в лес, выбрал место, сел. Удаляются голоса детей, тонет смех
в густой зелени
леса, вздыхает
лес. Белки скрипят надо мной, щур поёт. Хочу обнять душой всё, что знаю и слышал за последние дни, а оно слилось
в радугу, обнимает меня и влечёт
в своё тихое волнение, наполняет душу; безгранично растёт она, и забыл я, потерял себя
в лёгком облаке безгласных дум.
— Ага, — кричит, — жив, божий петушок! Добро. Иди, малый,
в конец улицы,
свороти налево к
лесу, под горой дом с зелёными ставнями, спроси учителя, зовут — Михаила, мой племяш. Покажи ему записку; я скоро приду, айда!
— Понимаете вы это? Взял сразу из станка
в другую сторону и пошел все прямо. Дорога тут была такая же широкая, и скоро опять начинался
лес.
В этом густом
лесу на следующий день еще сохранились
в затишных местах следы. Они шли все прямо, не
сворачивая. Прошел он удивительно много и… не отступил ни шагу, пока…
Я подошел к окну. Звон колокольчика быстро приближался, но сначала мне видно было только облако пыли, выкатившееся как будто из
лесу и бежавшее по дороге к стану. Но вот дорога, пролегавшая под горой, круто
свернула к станции, и
в этом месте мы могли видеть ехавших — прямо и очень близко под нами.
Ну, думаю, черт его дери: «Пошел, говорю, тише!» Едем мы маленькою рысцою; вдруг слышу, кто-то скачет за нами; обернулся я, гляжу: верховой, и только что нас завидел, сейчас
в лес своротил и хотел, видно, объехать кустами.
Петра Солноворота [Июня 12-го.] — конец весны, начало лету.
Своротило солнышко на зиму, красно лето на жары пошло. Останные посевы гречихи покончены, на самых запоздалых капустниках рассада посажена, на последнюю рассадину горшок опрокинут, дикарь [Гранитный камень.
В лесах за Волгой немало таких гранитных валунов.] навален и белый плат разостлан с приговорами: «Уродись ты, капуста, гола горшком, туга камешком, бела полотняным платком».
Мы
свернули на широкую дорогу, пересекавшую
лес. Прямая как стрела, она бежала
в зеленой, залитой солнцем просеке.
А дорога все хуже и хуже… Въехали
в лес. Тут уж
сворачивать негде, колеи глубокие, и
в них льется и журчит вода. И колючие ветви бьют по лицу.
Обозы мчались… На дороге было тесно, часть повозок
свернула в сторону и скакала прямо по полю, через грядки. Из
лесу вылетел на нашу дорогу артиллерийский парк. Двойные зеленые ящики были запряжены каждый
в три пары лошадей, ездовые яростно хлестали лошадей по взмылившимся бокам. Ящики мчались, гремя огромными коваными колесами. Артиллеристы скакали, как будто перед ними была пустая дорога, а она вся была полна обозами.